Сеть Петровского. Часть 2 - Евгений Сергеевич Калачев

кроме как по делу, понимаешь? Смысла не было… — он грустно посмотрел куда-то в пустоту.

Петровский молчал. Асхат медленно выдохнул, после чего к еще большему удивлению приятеля взял из пачки сигарету и тоже закурил. Петровский не возражал. Асхат выпустил дым:

— В последний раз курил в школе, в десятом классе, — он улыбнулся, — застукала училка, потом, естественно, слила родителям. Таких пистонов я еще никогда не получал…

Петровский усмехнулся и тоже взял из пачки уже вторую сигарету, продолжая во все глаза смотреть на Асхата.

— Я, если что, из райцентра, вернее, в тридцати километрах от него обитал, — продолжал он негромким голосом, — только не думай, что из такого места, где это долбаное ЕГЭ пишут всей деревней, — он посмотрел на Петровского и улыбнулся как-то совсем уже грустно, — нет, брат… когда я успешно сдал все экзамены, это был праздник для всей семьи. Я был первым с «вышкой». Типа возможность. Шанс, понимаешь? — Асхат медленно втянул сигаретный дым.

Петровский цокнул языком, но продолжал деликатно молчать. Асхат выпустил несколько колечек, задумчиво уставившись в потолок, после чего опять повернулся к нему.

— Семья у меня не слишком бедная, не слишком богатая, обычная… — проговорил Асхат, — но знаешь, это был повод. Так что гуляли событие в лучшей кафешке райцентра… — он затушил сигарету и на несколько секунд замолчал, глядя на Петровского, — знатное было застолье. Отец был за рулем, но по дороге из райцентра шанс нарваться на гаишников реально нулевой, даже он символически пропустил пятьдесят граммов, представляешь?

— Представляю! — хмыкнул Петровский, — я так пару раз вообще «в салат» за руль садился. Зря…

— Зря, — Асхат согласно кивнул и после новой секундной паузы продолжил: — мы возвращались поздно ночью. Сложно сказать, почему все произошло. Эксперты потом сказали, что все из-за того, что отец пил за рулем… — Асхат сглотнул, — но это лажа, Костик. Он выпил ровно рюмку, достаточно, чтобы в крови потом нашли алкоголь, но совсем мало, чтобы не контролировать ситуацию…

— И что? — Петровский напрягся, — неужели, сбили кого-то? Посадили?! — он выжидающе смотрел на Асхата. Пока он не совсем понимал, к чему приятель все это рассказывает, но эта история под хороший коньяк начинала его пронимать.

— Нет, — Асхат очень грустно улыбнулся уголками рта и покачал головой, — не посадили…

Петровский придвинулся ближе, нетерпеливо барабаня пальцами по столу.

— Машина просто улетела с дороги, — сказал Асхат, — не знаю, как это произошло, по идее, ничего не предвещало. Но она вылетела в кювет и кувыркнулась… не знаю, сколько раз, — он покачал головой, — и приземлилась на крышу… мне потом никто не верил, что я был в сознании, что вытащил своих родителей из покореженной машины. Типа с такими травмами должен был отключиться еще в полете… — он вновь горько усмехнулся, — только кто тогда остановил на дороге того парня, который и вызвал службу спасения? Святой дух?

Петровский сглотнул, почти не моргая глядя на Асхата. Тот вновь немного помолчал. Теперь Петровский со всей ясностью понял, как тяжело ему было вспоминать… и, похоже, уже догадывался о том, чем заканчивалась эта история…

— Их головы лежали на моих коленях, пока я ждал, что кто-то приедет там, на дороге, в темноте, — очень тихо проговорил Асхат, — первые несколько минут я еще надеялся, что они придут в сознание, кричал, звал их… но потом понял, что остался один…

Асхат замолчал. Петровский медленно выдохнул, а затем, за неимением лучшего, потянулся к стакану. Он не знал, что говорить в таких ситуациях. Банальности? А есть ли смысл? Наверное, лучше просто помолчать…

— Одна мобила была разбита вдребезги, другая валялась где-то в смятой машине, — собравшись с силами, Асхат продолжал, — шанса вызвать помощь не было, только молиться, чтобы машина не вспыхнула и не взорвалась, как в идиотских фильмах… знаешь, тогда, еще в полной мере не осознав, что моих родителей не стало в один момент, я очень не хотел умирать. Мне было очень страшно…

Асхат взял свой бокал и немного приподнял. Петровский коротко кивнул. Они выпили.

— Я знал, что родителям уже не помочь. И когда увидел, что приближается машина, полез изо всех сил. Одна нога была сломана, не знаю, как я выбрался из канавы. Исходя из установленного времени аварии я просидел в кювете с трупами своих родителей двадцать минут, — Асхат опять посмотрел Петровскому в глаза, — а потом я отключился…

— Я… брат, ты извини, я реально не знаю, что в таких случаях говорят, — пробормотал Петровский, разглядывая налитый в бокал крепкий напиток. Смотреть на приятеля он не находил в себе сил.

— Я был без сознания, но знаешь, на самом деле я все осознавал, — Асхат, казалось, даже не обратил внимания на то, что Петровский что-то сказал, — мне сказали, что меня вернули чудом. Что я был в состоянии клинической смерти… — он замолчал, уставившись на Петровского.

— Наверное, глупый вопрос… — тот сделал глоток и едва не поперхнулся, — и что там?

— Темнота, — еще тише ответил Асхат, — пустота, темнота и отчаяние. Нет, не страх. Скорее, полная безысходность… и что-то типа понимания того, что путь закончен.

— Хреново, — проговорил Петровский, — но ты все-таки здесь. Я соболезную, брат, правда, уверен, что твои родители были нормальными людьми. Но ведь ты жив и я рад…

— И я рад, — Асхат медленно кивнул и, прищурившись, пристально посмотрел на Петровского, — хотя говорят, что большинство подростков, внезапно потеряв родителей, больше не хотят жить. А я вот хотел, как бы дерьмово мне не было после их смерти. Хотел, потому что видел «загробную жизнь» своими глазами… — он набрал полную грудь воздуха и подвел итог: — я был на той стороне, Костик. В конце туннеля нет света… туда не надо спешить, брат, я тебя уверяю…

Асхат замолчал. Петровский тоже не находил нужных слов. Он чувствовал полную опустошенность. Наверное, примерно это чувствовал Асхат, находясь «на той стороне». Наверное, это чувствовал он сам, когда все случилось четыре года назад. Наверное, надо было поговорить о чем-то другом. Но было не о чем…

***

Февраль 2014

Прошло всего четыре дня, и прошел месяц. Выпал снег, который сейчас хрустел под ногами Петровского при каждом шаге. Он неторопливо приближался к корпусу, на ходу докуривая сигарету. Он толком не знал, зачем идет на эту пару. Наверное, дома было слишком одиноко. Как и в кафе, ведь теперь он никогда больше не встретит в кабинете привычно жизнерадостного Славика…

— Простите! — почти у самых дверей корпуса кто-то окликнул его.

Петровский остановился и обернулся. Да, он узнал ее. Он бы не смог забыть лицо Кати Широковой, которую он вытащил из им же устроенного пожара, последствия которого до сих пор разгребали на самых разных уровнях. Он бросил взгляд на